[holmesiloveyou]

За 2010 для Нэнси в "Комнате".
Жили были два человека, которые так никогда и не встретились.
Она работала учительницей младшего звена в Ирландии и каждое утро варила себе кофе с корицей в маленькой джезве, барабаня аккуратно накрашенными ногтями по белому столу и рассеянно глядя в окно.
Он работал полицейским в маленьком отделении на самой окраине Чикаго, и каждое утро покупал кофе в забегаловке на углу работы - двойной, крепкий, с сахаром, и мимоходом улыбался полной девушке на кассе, которая отвечала ему такой же мимолётной улыбкой. Часто с утра руки у него так дрожали, что он ронял пластиковый стаканчик прямо на грязную мостовую, только успев отпрыгнуть, чтобы не запачкать брюки горячим кофе.
Она пила свой кофе медленно и неторопливо, иногда пролистывая журнал или утреннюю газету. В её доме было тихо и солнечно, а кухня казалась ещё светлее и просторнее из-за светлой мебели и ярких бабочек из ткани, наклеенных тут и там на холодильник, рамы окон, кухонные шкафчики, занавески.
У него была ужасная маленькая квартирка, в которой он словно не жил, а только спал: по полу валяются пособия по криминалистике - время от времени ему казалось, что самое время освежить знания, он брал книгу, читал несколько страниц - и его клонило в сон. На кухне в раковине стояла немытая чашка, а под пластиковым дешёвым столом раскиданы коробки из-под пиццы. Иногда он в порыве брал их и выкидывал все разом, делая вид, что не замечает лукавых взглядов девушки с первого этажа. Да, он редко убирается. Это не преступление.
Она была смешливой девочкой в детстве, но со временем научила себя чисто английской сдержанности и такту, чтобы держать внимание своих маленьких учеников. Её непослушные рыжие кудри теперь были всегда аккуратно уложены, а одежда - чиста и поглажена. Даже её движения изменились. Всё, что осталось от неё самой - это серые глаза и тот жест, которым она всё ещё старалась заправить непослушную прядь за ухо, хотя все волосы давно уже лежали аккуратно.
Он часто сидел вечерами в баре один, злой, уставший, раздражённый, часами глядя на то, как сползают потихоньку капельки воды с его запотевшего бокала пива. И думал только одно: "Это и есть жизнь, это и есть настоящая жизнь - просто сидеть так, среди нормальных людей, пить пиво и слушать музыку". Когда он был маленьким, он мечтал стать рок-музыкантом. Он даже сочинил песенку, и та всем нравилась. Он никак не мог вспомнить мотив той песенки, но там были слова: "Под клёнами, тихими клёнами Канады".
Она могла часами смотреть в окно. Из её окна открывался вид на улицу, дома с той стороны стояли, словно полные жизни, и ей было интересно смотреть на них и представлять, что происходит внутри, вплоть до малейших деталей - что стоит у этих людей на каминной полке, как вздыхает отец семейства, когда его отрывают от газеты. Как другие смотрят телевизор, так она смотрела на чужие дома. Сквозь чужие дома.
Он иногда шёл домой с работы пешком. Просто шёл по тротуарам, впитывал в себя жизнь этого города, яркую, пульсирующую, беспощадную - всю без остатка, насыщая своё голодное сердце, вгрызаясь в звуки города, отпечатывая в памяти каждое встреченное лицо, каждую походку, каждое слово на табличках с названиями улиц. Ночью после этого ему снились жуткие сны - бесконечные погони и перестрелки. Но эти сны смывали его эмоциональное бессилие пряной тёплой волной, и наутро ему казалось, что он снова умеет дышать.
Она любила детей, но какой-то тёплой равнодушной любовью, словно героиня старого мюзикла. Она спрашивала, как у них дела, нежно обвивала тёплыми руками их горячие плечи, дула на стёртые от падения коленки, смеялась вместе с ними и пела вместе с ними, а потом приходила домой, всё ещё улыбаясь, садилась в своём пустом светлом доме и уже без улыбки смотрела часами на чужие дома.
Когда его спрашивали, почему он всё ещё не женился, он всегда отмахивался и отвечал: "Да всё что-то не то"...
Когда её спрашивали, почему она всё ещё не вышла замуж, она всегда смущённо улыбалась и отвечала: "Я ещё не встретила того самого человека".
Они никогда не встретились.
Они и были друг для друга теми самими людьми, теми самыми, единственными.
Иногда они видели профили друг друга в смутном отражении на стекле окна.